космос фентези

13 слабых фильмов, спасенных неожиданной концовкой

Случалось ли вам уходить из кинозала во время показа фильма из-за того, что он был невыносим? Если подобное случалось, то вы могли лишить себя удовольствия лицезреть неожиданный финальный твист. Концовка иногда получается столь будоражащей, что спасает от забвения даже не самый удачный фильм. 

«Терминатор 3: Восстание машин» (Terminator 3: Rise of the Machines, 2003)

Третью часть «Терминатора» принято считать худшим фильмом франшизы, и общественный консенсус здесь явно не лишен основания – после гениальной дилогии Джеймса Кэмерона простенький боевичок Джонатана Мостоу выглядит неуклюжей попыткой прокатиться на чужой славе. Минимум оригинальных идей, никаких подтекстов и скрытых смыслов, шаблонное исполнение канонов апокалиптики – о фильме не стоило бы и вспоминать уже через год после его выхода на экран, если бы не один из мрачнейших финалов, никак не ожидаемый зрителями после весьма поверхностного и даже местами шутливого тона фильма. Джон Коннор с подругой отправляются в сердце Скайнета, но оказываются всего лишь в убежище, которое должно спасти их от ядерной катастрофы. Судного дня же избежать не удалось – все только начинается…

«Пила» (Saw, 2004)

Попытайтесь пересказать сюжет первой «Пилы», и вы споткнетесь об очень серьезную преграду – хорошего про фильм можно сказать немного, а вам то и дело будет хотеться раскрыть финальный твист, ведь это самый мощный эпизод фильма. Почти все время фильма «Пила» словно испытывает вас – слабой игрой актеров, жутким монтажом, невыносимыми диалогами и давящей атмосферой замкнутого пространства. Все переворачивается с ног на голову, когда внезапно в центре комнаты оживает «труп» и над своим полем боя поднимается главный кукловод франшизы – герой Тобина Белла. Зрители аплодируют, фильм перестает быть унылым, хочется тут же смотреть продолжение.

«Ключ от всех дверей» (The Skeleton Key, 2005)

Режиссер Иэн Софтли снимал ужасы о Луизиане, когда это еще не было модно, в середине нулевых. Не было модно, а значит, не было и востребовано – «Ключ от всех дверей» вряд ли мог привлечь кого-то атмосферой южных болот, аллигаторами и магией вуду. Не последние актеры (Джон Херт, Питер Скарсгаард и Кейт Хадсон) тоже давно не являются гарантами зрительского интереса. А вот оригинальный финальный крючок, слух о котором пошел после премьерного показа, народ взбудоражил. Поворот сюжета в этом мистическом триллере и впрямь хорош – парочка практикующих колдунов вуду действительно перемещается от тела к телу, обеспечив себе вечную жизнь. Ты можешь быть следующим их носителем, если поверишь в магию.

«Война» (War, 2007)

Ожидать чего-то невероятного от фильма с незамысловатым названием «Война», безвестным постановщиком у руля и явно не самыми яркими драматическими актерами в главных ролях было опрометчиво, однако твист в этом фильме превзошел ожидания многих. И герой Джейсона Стэтема, и персонаж Джета Ли к финалу картины срывают маски и оказываются совсем не теми, кого мы ожидали увидеть: террорист-якудза оказывается хорошим парнем, а честный полицейский – позорным предателем, хоть и с остатками чести глубоко в душе. Многие критики отметили неожиданность такого поворота, а кое-кто даже посетовал, что подобный твист заслуживал стать частью более серьезного фильма, чем лента, построенная на паре рукопашных схваток да тройке не слишком удачных брутальных шуток.

«Мгла» (The Mist, 2007)

Современную интерпретацию кинговского «Тумана» язык не повернется назвать плохой постановкой, но и выше головы «Мгла» Фрэнка Дарабонта не прыгает – всех этих чудовищ в темноте, дыме и тумане мы уже насмотрелись. С точки зрения драмы лента явно проигрывает любым «Монстрам», экшена и спецэффектов хватило на несколько удачных сцен, но не более. Зато концовка по-настоящему кружит голову. Отчаявшиеся спастись беглецы решают лучше покончить с собой, нежели попасть в щупальца монстров, но после того, как герой Томаса Джейна убивает собственного сына, оказывается, что спасение было ближе, чем он мог представить. Вот эта последняя минута фильма и является настоящим ужасом. В хорошем смысле слова.

«Идеальный побег» (A Perfect Getaway, 2009)

Молодожены Клифф и Сидни мирно отдыхали на Гавайях, когда по островам прокатилась волна убийств, за которые была арестована парочка, которую герои встретили в джунглях совсем недавно. Вроде бы отдыхай спокойно дальше, но новобрачные натыкаются на еще одну подозрительную пару, которая, возможно, совсем не так дружелюбна, как хочет показаться. «Идеальный побег» Дэвида Туи мог стать банальнейшим триллером, коих в год выходит добрых пять десятков и вспомнить перипетии сюжета которых невозможно уже через пять минут после просмотра, если бы не финальный поворот. Злодеями оказываются сами Клифф и Сидни, а подозрительные парочки – всего лишь их жертвы, которые не только страдают от злодеев, но и несут за них незаслуженное наказание.

«Дитя тьмы» (Orphan, 2009)

Картина, которая первый час кажется неуклюжей штамповкой, сочетающей привычные сюжетные ходы о «невинной» сиротке, которая приносит беды в дом, куда ее удочеряют, о сексуальном насилии в проблемных семьях и даже о мистических последствиях усыновления, в третьем акте «Дитя тьмы» внезапно оборачивается самым неожиданным образом. Мрачная девочка Эстер, оказывается, вовсе не 9-летняя сирота-эмигрантка, а 33-летняя карлица, психопатка по совместительству. Энергичный финал сбивает пыль с весьма неторопливого предыдущего часа повествования и по-настоящему будоражит. С криком «Я не твоя сраная мамочка!» героиня Веры Фармиги в концовке топит злобную гостью, напрочь разбивая все надежды на счастье в семье с приемными детьми. Смотреть больно, но интересно.

«Пандорум» (Pandorum, 2009)

В космосе всякое может приключиться, но нет ничего скучнее, чем бродить по практически пустому гигантскому кораблю и беседовать на отвлеченные темы – с таких фильмов зрители уходят сразу и никогда не вспоминают о подобном опыте просмотров. Большую часть экранного времени в «Пандоруме» Кристиана Алверта происходит чертово ничего. Ну, то есть кто-то время от времени куда-то ходит, местами на горизонте виднеется что-то ужасное, мутанты шалят на нескольких этажах, но в целом – хочется уйти в анабиоз. Не спешите, в финале сюжетный кульбит вас сможет удивить тем, что корабль, оказывается, давно достиг места назначения. Просто кое-кто не торопился рассказывать об этом остальным членам команды.

«Турист» (The Tourist, 2010)

В карьере Джонни Деппа случалось немало провальных лент, но даже в «Одиноком рейнджере» или «Превосходстве» любимый миллионами актер не выглядел столь блекло, как в «Туристе». Фильм, который задумывался как искрящийся от взаимодействия Анджелины Джоли и Джонни Деппа фейерверк, оказался вымокшей петардой, которая не смогла ни вспыхнуть, ни бумкнуть как следует. Не особенно спасает ленту и финальный твист, заключающийся в том, что герой Деппа, скромный американский учитель, вдруг оказывается тем самым хитроумным гангстером Александром Пирсом, но он дает фильму хотя бы шанс на то, что кто-то захочет его пересмотреть. Интересно же понаблюдать за главным героем, понимая, что он не просто действует по чужой указке, а ведет собственную игру.

«Пункт назначения 5» (Final Destination 5, 2011)

Что можно вспомнить о сюжетах сиквелов «Пункта назначения»? Да ничего. Они развиваются по заранее заданному шаблону – красочная катастрофа с множеством жертв, которой не суждено произойти, побег от смерти, гибель всех героев по одному, кладбищенское спокойствие до следующей серии. Играть в эту игру можно было бы бесконечно, если бы режиссер Стивен Куэйл в пятой картине не поставил неожиданную изящную точку. В финале ленты герои пятого фильма оказываются в том самом самолете, из которого за мгновение до катастрофы выскочили персонажи оригинальной картины. Витиеватая, но вполне благопристойная высокая нота, после которой история закольцевалась, и разбивать этот круг будет самоубийством.

«Неизвестный» (Unknown, 2011)

Ударившийся в старческие боевики Лиам Нисон вряд ли может уверенно утверждать, что последние картины с его участием являются шедеврами сценарного мастерства и образцами авторской выдумки. Нет, обычно это простенькие «бей-беги» боевики, от которых требуется несколько крупных планов актера, добротная перестрелка да пара колких фраз о том, что «я найду тебя и убью»… На этом сером фоне выделяется триллер «Неизвестный», в котором герой Нисона после автокатастрофы приходит в себя и обнаруживает, что его личными данными завладел чужак, а родные и близкие его больше не узнают. Юмор кроется в том, что актер играет наемного убийцу, который слишком вжился в роль, так что после аварии действительно поверил в то, что он и есть вымышленный человек, личность, придуманная для прикрытия.

«Сумерки. Сага. Рассвет: Часть 2» (The Twilight Saga: Breaking Dawn - Part 2, 2012)

Доковылявшим до пятого фильма «Сумеркам» очень хотелось уйти на мажорной ноте, но литературная основа этого никак не позволяла, а пойти против фанатского сообщества и изменить концовку было равносильно самоубийству. Билл Кондон, снимавший вторую часть «Рассвета», пошел на тонкое ухищрение – вторую половину картины он превратил в кровавое красочное месиво, в котором погибло немало оборотней и вампиров с обеих сторон противостояния. Но не успели поклонницы Эварда и Беллы воскликнуть: «Ужас! Нет! Анафема!», как режиссер обратил свой трюк в шутку: оказывается, вся финальная битва – всего лишь видение, посланное героиней Эшли Грин Аро Вольтури. Фокус удался – в фильме реальной схватки удалось избежать, а зрители получили наслаждение от сцены побоища.

«Игра Эндера» (Ender's Game, 2013)

Безусловно, финальный твист «Игры Эндера» режиссера Гэвина Худа может повергнуть в восторг лишь тех зрителей, кто не был знаком с оригинальной книгой, однако менее впечатляющей концовку от этого не назовешь. Всю свою небольшую жизнь идущий к главному бою вундеркинд Эндрю в финале возглавляет войска землян в заключительной обучающей симуляции битвы с инопланетянами. Каково же оказывается его изумление, когда после победы мальчик узнает, что битва была настоящей и он только что уничтожил целую расу пришельцев. Тягомотное движение к финалу усыпило многих даже самых преданных поклонников «эндериады», но в концовке все проснулись – слоган картины «Это не игра» оказался буквально пророческим.

Помогаем одному и не помогаем многим

“Неужели трагедия становится все более безразличной для нас по мере нарастания числа ее участников? Эта мысль удручает, и я заранее предупреждаю вас, что следующий ниже текст не предназначен для развлечения, — но, как и в случае со многими другими человеческими проблемами, я считаю важным разобраться в том, что на самом деле движет нашим поведением.

 Эффект определяемой жертвы

  Чтобы лучше понять, почему мы сильнее реагируем на страдания единственного человека, позвольте рассказать вам об эксперименте, проведенном Деборой Смолл (преподавателем университета штата Пенсильвания), Джорджем Ловенстайном и Полом Словичем (преподавателями университета штата Орегон). Деб, Джордж и Пол вручали участникам эксперимента по пять долларов за заполнение опросного листа. Получившим деньги экспериментаторы рассказывали о проблемах, связанных с нехваткой в мире продовольствия.

  Как вы, возможно, уже догадались, информация о дефиците продовольствия доводилась до различных людей по-разному. Одна группа, получившая название «статистическое условие», читала следующий текст:

  «Нехватка продовольствия в Малави привела к страданиям более 3 миллионов детей. Засуха в Замбии в 2000 году привела к 42%-ному падению объемов производства кукурузы. В результате, по некоторым оценкам, 3 миллиона жителей Замбии оказались перед угрозой голода. 4 миллиона ангольцев — треть населения страны — были вынуждены покинуть свои дома. Более 11 миллионов человек в Эфиопии нуждаются в немедленной продовольственной помощи».

  Затем участникам предоставлялась возможность пожертвовать часть заработанных пяти долларов в благотворительный фонд, занимавшийся оказанием продовольственной помощи. Прежде чем продолжить чтение, спросите себя: «Сколько бы я отдал денег, оказавшись на месте участника?»

  Вторая группа, которую исследователи назвали «определяемое Условие», получила статью о Рокии, бедной семилетней девочке из Мали, оказавшейся перед лицом голодной смерти. Участники могли посмотреть ее фотографию и прочитать следующее заявление (составленное по всем канонам прямой рассылки):

  «Ее жизнь могла бы измениться к лучшему в результате вашей финансовой помощи. С вашей помощью и помощью других жертвователей фонд Save the Children сможет помочь Рокии, ее семье и другим членам ее сообщества. Мы сможем накормить ее, дать ей образование, обеспечить медицинскую помощь и научить основам гигиены».

  Так же как и участники группы «статистическое условие», участники группы «определяемое условие» имели возможность пожертвовать часть только что заработанных ими пяти долларов. Спросите себя еще раз, сколько денег вы захотели бы пожертвовать, услышав историю Рокии. Отдали бы вы больше денег для того, чтобы помочь этой девочке, или для того, чтобы помочь справиться с общей проблемой голода в Африке?

  Если вы похожи на большинство участников эксперимента, то отдали бы в пользу Рокии примерно в два раза больше денег, чем на борьбу с голодом (в группе «статистическое условие» средний размер пожертвования составил 23% от заработка участников, однако в группе «определяемое условие» средний размер пожертвования был в два раза больше и составил около 48%). Это является наглядным примером того, что ученые в области социальных наук называют эффектом «определяемой жертвы» (the identifiable victim effect): видя изображение или узнав информацию о конкретном человеке, мы испытываем по отношению к нему более глубокие чувства, а затем отвечаем на этот импульс своими действиями и пожертвованиями. Однако когда информация не носит индивидуального характера, мы не испытываем столь же сильного сострадания и вследствие этого не приступаем к действиям.

  Эффект «определяемой жертвы» не прошел мимо поля зрения множества благотворительных фондов, таких как Save the Children и сотни других.

  Все они знают, что лучшим ключом к нашим кошелькам является сострадание и что примеры личных страданий — один из лучших способов разжечь наши эмоции (рассказ о человеке —> эмоции —> кошелек).

 Близость, яркость и «капля в море»

  Описанные выше эксперименты и истории показывают, что мы готовы тратить свои деньги, время и силы, чтобы помочь «определяемым жертвам», однако не делаем этого в отношении «статистических жертв», например сотен тысяч руандийцев. Какие же причины определяют подобное поведение? Как и в случае многих других сложных социальных проблем, здесь в игру вступает сразу несколько психологических сил. Но прежде чем мы поговорим о них более подробно, попробуйте выполнить следующий мысленный эксперимент:

  Представьте себе, что вы находитесь в Кембридже (штат Массачусетс) и собираетесь пройти собеседование на должность, о которой могли только мечтать. У вас остается еще час до интервью, поэтому вы решаете пройтись пешком от своей гостиницы, для того чтобы посмотреть на город и расслабиться. Переходя по мосту через реку Чарльз, вы слышите крик. В нескольких метрах от себя вы видите в воде девочку, которая, по всей видимости, тонет: она зовет на помощь и жадно хватает ртом воздух. Вы одеты в совершенно новый костюм, а некоторые детали вашего парадного облачения стоят чуть ли не тысячу долларов. Вы хороший пловец, но у вас нет времени для того, чтобы скинуть одежду, ведь девочка вот-вот утонет. Что вы сделаете? Скорее всего, вы без особых размышлений прыгнете в воду, чтобы ее спасти, и уничтожите тем самым и свой новый костюм, и надежды, связанные с собеседованием. Ваше решение прыгнуть, безусловно, характеризует вас как доброго и замечательного человека, но оно частично может быть вызвано тремя психологическими факторами.

  Первый фактор — это ваша короткая дистанция по отношению к жертве. Психологи называют этот фактор близостью. Она не означает близкого расстояния в физическом смысле. Речь скорее идет о чувстве родства: вы близки своим родственникам, социальной группе, а также другим людям, с которыми у вас есть сходные черты. Очевидно (и хорошо), что большинство трагедий мира не случаются рядом с нами с точки зрения физической или психологической близости. Мы лично не знакомы с большинством страдающих людей. Поэтому нам сложно испытывать по отношению к их боли столь же сильное сострадание, какое мы можем испытывать по отношению к родственнику или другу, попавшему в сложную ситуацию. Эффект близости является настолько мощным, что мы с гораздо большей вероятностью поделимся деньгами со своим соседом, потерявшим высокооплачиваемую работу, чем со множеством нуждающихся бездомных людей, живущих в соседнем городе. И еще менее вероятно, что мы поделимся деньгами с теми, кто потерял свой дом на расстоянии 8 тысяч километров от нас.

  Второй фактор носит название «яркость». Если я просто вам скажу, что порезался, вы не получите полной картины события и не почувствуете мою боль. Но если я опишу произошедшее со мной со слезами в голосе, расскажу, насколько глубока рана, какую я испытываю боль и сколько крови потерял, вы получите более яркую картину и начнете сочувствовать мне гораздо сильнее. Аналогичным образом, видя, как тонущая девочка изо всех сил бьется в холодной воде, и слыша ее крик, вы чувствуете необходимость срочно действовать.

  Противоположностью этому фактору является неопределенность. Если вам говорят, что кто-то тонет, но вы сами не видите тонущего и не слышите его крик, то ваши эмоциональные двигатели не включаются. Неопределенность чем-то напоминает взгляд на Землю из космоса. Вы можете видеть контуры континентов, голубые глубины океана и горные цепи, но не можете разглядеть ни дорожных пробок, ни загрязненных лесов, ни преступлений, ни войн. Издалека все выглядит мирным и милым, и мы не чувствуем потребности что-либо Менять.

  Что касается третьего фактора, то психологи называют его эффектом «капли в море». Он связан с вашей верой в свою способность лично и в одиночку помочь жертвам трагедии. Подумайте о какой-нибудь развивающейся стране, множество жителей которой умирают от загрязненной воды. Максимум того, что может в этой ситуации сделать каждый из нас, — поехать в эту страну и помочь ей в строительстве нормальной очистной системы. В условиях такой масштабной проблемы, а также с учетом того, что лично мы можем решить лишь небольшую ее часть, у каждого из нас возникает соблазн эмоционально закрыться и сказать себе: «А в чем, собственно, дело?»

  Чтобы оценить, насколько сильно вышеперечисленные факторы могут повлиять на ваше собственное поведение, задайте себе ряд вопросов. Что если бы девочка, которую вы спасли, жила не в этом городе, а в далекой стране, пострадавшей от цунами, а вы могли бы облегчить ее участь, сделав небольшой благотворительный взнос (значительно меньший, чем цена вашего костюма)? Были бы вы готовы столь же охотно помочь ей своими деньгами? А что если бы ситуация была не столь очевидной и непосредственная угроза жизни девочки отсутствовала? Давайте предположим, что она находилась бы в опасности вследствие эпидемии малярии в ее стране. Был бы ваш порыв помочь ей столь же сильным? А что если в ее стране есть множество других детей, находящихся перед прямой угрозой эпидемии диареи, СПИДа или лихорадки Эбола? Будете ли вы испытывать разочарование от своей личной неспособности решить эту проблему? Что произойдет с вашим желанием помочь?

  Если бы я был азартным человеком, то поспорил бы с вами, что ваше желание помочь многим детям, находящимся перед угрозой заболевания в далекой стране, будет куда более слабым, чем желание помочь родственнику, другу или соседу, умирающему от онкологического заболевания. (Чтобы вы не думали, что я вас укоряю, скажу, что сам веду себя точно так же.) Дело не в том, что вы якобы жестокосердны. Просто вы обычный человек и трагедию, пусть даже масштабную, но разразившуюся за много миль от вас, воспринимаете гораздо более отстранение». Когда мы не можем увидеть мелкие детали, то страдания других людей кажутся нам менее яркими, а следовательно, мы реже действуем в ответ на них.

  Если задуматься, то миллионы людей по всему миру тонут, страдают от голода, войн и болезней практически каждый день. Даже небольшая помощь с нашей стороны могла бы помочь им в улучшении ситуации, однако большинство из нас не предпринимают ничего именно «благодаря» комбинации близости, яркости и эффекта «капли в море».

  Томас Шеллинг, лауреат Нобелевской премии в области экономики, отлично описал разницу между определяемой и статистической жизнью:

  «Представьте себе, что шестилетней девочке с каштановыми волосами до Рождества нужно собрать несколько тысяч долларов на операцию, которая поможет спасти ей жизнь, — почта моментально окажется перегруженной пожертвованиями. Теперь представим себе людей, узнающих о том, что после отмены налога с продаж больница в Массачусетсе приходит в упадок и это приведет к значительному росту смертности, — мало кто проронит хоть слезинку или потянется за чековой книжкой».

  Эти результаты показались мне крайне удручающими, но это было еще не все! У первого эксперимента, проведенного Деборой, Джорджем и Полом, в котором был выявлен эффект «определяемой жертвы» (вследствие которого участники были готовы дать в пользу Рокии в два раза больше денег, чем на решение глобальной проблемы), имелось и еще одно условие. В рамках этого условия участники, по отношению к которым не проводилась настройка, одновременно получали информацию как о Рокии, так и о проблеме нехватки продовольствия в регионе.

  Теперь попытайтесь догадаться, сколько денег пожертвовали участники в этом случае. Столько же, сколько участники, знавшие только о Рокии? Или так же мало, как участники группы, знавшие лишь о статистических цифрах глобальной проблемы? Или размер их пожертвований был где-то посередине? С учетом печальной тональности этой главы вы уже можете догадаться о результатах. Участники, находившиеся в группе «смешанного условия», были готовы поделиться 29% своего дохода — это немного выше, чем у 23% участников в «статистическом условии», но гораздо меньше, чем 48% пожертвований участников, знавших о конкретном человеке, страдавшем от проблемы. Проще говоря, участникам оказалось сложно одновременно думать о цифрах и испытывать эмоции.

  Итак, собранные воедино результаты эксперимента демонстрируют нам довольно печальную картину. Когда нас призывают подумать об одном человеке, мы склонны предпринимать какие-то действия; когда же дело касается многих людей — мы остаемся бесстрастными. Холодный расчет не заставляет нас сосредоточиться на решении больших проблем — напротив, он подавляет наше сострадание. Таким образом, рациональное мышление в стиле Спока, которое, казалось бы, должно способствовать принятию более взвешенных и разумных решений, делает нас менее альтруистичными и заботливыми. Как писал Альберт Сент-Дьёрди, известный врач и исследователь: «Я бываю глубоко тронут видом страдающего человека и готов рисковать своей жизнью ради него. Но я могу достаточно спокойно говорить о возможных эпидемиях в крупных городах, способных уничтожить сотни тысяч человек. Я просто не способен умножить страдания одного человека на 100 миллионов»”.

Ариели Д. «Позитивная иррациональность». М.: Издательство «Манн, Иванов и Фербер», 2010. Стр. 226-236.