это интересно,

Симпатяшка Дэнни де Вито превращается в харизматичного злодея Пингвина. 1992 год.

"У меня уходило по 4,5 часа на грим и костюм. А снимал я его около трёх часов. У меня были тонны пудры на лице. А какие-то части грима я и вовсе не убирал, чтобы сэкономить половину времени".

(Дэнни Де Вито).

ВИКИНГИ: Возрождение Древнего Ужаса.

Образ викингов, бесстрашных мореходов и воинов, захватил умы и сердца миллионов людей. Сейчас образ викингов популярен как никогда, Эпоху викингов изучают и реконструируют. Но не было ли вам интересно, с чего всё началось? Давайте будем честными и признаем правду, Эпоху Викингов изобрели историки 19-20 веков. Те самые мореходы жили и совершенно не знали, что они существуют в Эпоху Викингов. Для них это были совершенно конкретные события, связанные с правлением своих королей, а викинги были просто тем, что сейчас принято называть морская пехота, моряки или пираты. Они не были основным столпом скандинавского общества 8-11 веков. Они были лишь орудием. Но когда, в какой момент викинги захватили власть над прошлым и стали лицом целой эпохи?

ГОД ГОСПОДЕНЬ 1555

Началось всё, стоит полагать, в 1555 году. Олаус Магнус Готус (или Олаф Великий Готский), брат последнего католического архиепископа Упсалы Йоханнеса Магнуса написал свой труд Historia de Gentibus Septentrionalibus – «История Северных Народов» также известная как «Описание Северных Народов». Но что ещё произошло в 1555 году? 1555 год был годом богатым на события.

В начале года в свете религиозного противостояния в Германии был созван Аугсбургский рейхстаг. На нём протестанты, де-факто, отвергли власть Римско-католической Церкви. Рим и Габсбурги теряли своё влияние на Северную Европу. В сентябре того же года был подписан Аугсбургский мир, утвердивший принцип: Cuius regio, eius religio – «Чья власть, того и вера», разделивший Европу окончательно на католиков и протестантов. Половина Германии, Нидерланды, Скандинавия и Англия оказались официально признаны независимыми от воли Римского Папы. Пути германских народов вновь сошлись в общем противостоянии романскому католицизму.

Однако противостояние это проходило везде по-разному. В Англии в тот год протестантов начали сжигать на кострах по приказу королевы-католички Марии Кровавой. В Германии католики, напротив, капитулировали. В Италии, тем временем, ситуация была весьма нестабильной. Умер папа Юлий III и его место занял 222-й понтифик Марцел II, который умер спустя 22 дня после вступления в сан. Он хотел реформировать католическую церковь, но не смог. Его сменил папа Юлий IV, инквизитор, одним из первых указов которого было создание Римского еврейского гетто в июле 1555. Он был бескомпромиссен ко всему, что не укладывалось в рамки католицизма, и уж тем более к протестантам-северянам. На этом фоне в Италии пик популярности переживали идеи Маккиавелли, который проводил прямую аналогию между всеми германоязычными народами и готскими варварами. Эти идеи весьма хорошо стыковались с церковной историей, в которой готы и тевтоны были почти мистическими противниками Римской Церкви.

В Скандинавии же, пока ещё далёкой от религиозных войн, разгоревшихся в Германии и Англии, и интриг Италии, борьба за свободу от воли Папского государства приобрела иную форму. Она стала, в первую очередь, идеологической. Норвегия, однако, тогда в ней участия не приняла, будучи зависимой территорией Дании с 1536 года. Датчане тоже отнеслись довольно бесстрастно к перспективе религиозной борьбы; они официально перешли в лютеранство и далее были всецело увлечены делами в своих заморских владениях. Но шведы, вышедшие из Кальмарской Унии в 1536 году и возглавляемые амбициозным и энергичным Густавом I Васа, увидели возможность в этой ситуации.

Католичество в Швеции боролось за существование, но всё же к 1555 году было формальностью, наследием предыдущих 500 лет. Но коль скоро Швеция официально больше не была обязана подчиняться Римско-католической Церкви, то и историю Швеции теперь будут писать не монахи-бенедиктинцы из Германии, ни Адам Бременский и не англосаксонские путешественники, а сами шведы. Так в свет и вышел труд Олафа Магнуса, сообщавший множество ранее неизвестных подробностей об истории Скандинавии и, прежде всего, шведов.

СУМРАЧНЫЕ ГОРЫ СЕВЕРА

«История Северных Народов» была не первым трудом Олафа Магнуса, который открывал для всего мира Скандинавию. В 1539 году, спустя 3 года после обретения Швецией своей независимости от Дании, Олаф создал иной свой труд: Carta marina et Descriptio septemtrionalium terrarum ac mirabilium (Морская карта и Описание Северных Стран и их Чудес). На карте дано чрезвычайно много информации. Кроме того, она являлась одной из самых точных карт своего времени.

Проблема истории заключается в том, что её придумала Церковь. Античные хронисты, как правило, записывали только то, свидетелями чего они являлись сами, или о чём узнали от очевидцев. У них не было концептуальности или моральности. Церковь же, под влиянием Святого Писания, где рассказана вся История от Сотворения Мира и до его грядущего Конца, создала концептуальную историю, идею, что каждый народ имеет свои истоки и каждый придёт к концу, после которого будет Суд, и на Суде будут спрошены свидетельства о деяниях римлян или венгров, или данов и так далее. Отсюда, кстати, и названия такие: Gesta Romanorum, Gesta Hungarorum, Gesta Danorum. В сущности, это были записи именно деяний, которые оправдывают грехи: убийства христиан на войнах и т.п.. Основная идея была такова, что герои повествования карали грешников, а значит, не противоречили христианскому взгляду на властвование праведным мечом над грешными, впавшими в сатанинское искушение. Ведь католики верили, что деянием можно оправдаться и попасть в Рай. Протестанты же в это не верили. Только верующий попадёт в Рай, если будет к тому воля Бога, а его деяния не важны; если того требуют обстоятельства, можно даже убить. То есть, можно абсолютно всё.

Это чувство освобождения от вечных оправданий перед Папой и Богом служит стимулом к созданию новой истории. Нордической истории. На своей «Морской карте» Олаф приводит перечень народов, ведущих свой род из Скандинавии. Кроме привычных свеонов, данов, ругов, лангобардов, готов и прочих, в ряды нордических народов попали скифо-иранские аланы, авары, парфяне и самогеты, степные кочевники гунны, славяне, балты-сембы, легендарные киммерийцы, тюрки булгары, пикты, чья этническая принадлежность до сих пор вызывает много вопросов, фракийцы-даки, рыцари-ливонцы. Такова была новая история Севера. Не имея за плечами тысячелетий цивилизации, северяне противопоставляли порядку варварство и хаос, своё исконное наследие. Укрощённые христианизацией, северные хищники дождались подходящего момента сбросить с себя овечьи шкуры и дать волю инстинктам. Нужен был воодушевляющий пример. Поэтому в северяне были включены все народы, которые вторгались, опустошали, уничтожали и огнём и мечом проходились по Римской Империи. Посыл был предельно ясен, теперь от рук именно их потомков должны будут пострадать приемники Римских императоров – Римско-католическая Церковь и Габсбурги, к чему, в итоге, всё и свелось, спустя несколько десятилетий – Тридцатилетняя война началась как антикатолическая, а закончилась как антигабсбургская, и Швеция сыграла в ней не последнюю роль на равне с немецкими протестантами и отколовшимися от католического мира англичанами.

«Морская карта» стала введением в «Историю Северных Народов», в которой Олаф вытащил из мглы веков полуязыческие ритуалы и обычаи, предания и легенды, описание невероятных животных и монстров, подвигов и героев. Эта книга, написанная на латыни, захватила умы европейцев. В течение 110 лет она была переведена на итальянский, английский, голландский и немецкий языки и неоднократно издавалась. Однако по иронии судьбы, на шведский данное издание было переведено лишь в 1909 году, когда национализм вновь стал в Скандинавии одной из доминирующих систем мышления. Однако, пока что это не имеет значения, ведь именно тогда, в 1555 году, а не позднее, Олаф Магнус стряхнул пыль с образа язычника-викинга, расписал его новыми красками и вплёл его в новый уникальный мир вечно сумрачных гор европейского Севера, в чьих ущельях таилась ярость и ужас древних дней. Его труды по истории Скандинавии оставались главным авторитетом вплоть до последней трети 19 века. Так было положено начало «Викингскому Возрождению».

Статья взята из группы: https://vk.com/public_ecumene

Группа художника: https://vk.com/publicofaldraw

Несколько интересных фактов о фильме "Четыре танкиста и собака".

Льюис Редмонд — «Робин Гуд самогонщиков»

Льюис Редмонд — «Робин Гуд Самогонщиков», человек, за которого можно смело поднять стакан паленого виски в кругу друзей. Он родился в Трансильвании, а закончил свой жизненный путь в Вальхалле, причем в самом прямом смысле слова. Правительство США не могло упечь его за решетку, потому что сами чиновники любили его самогон, предпочитая «настоящему» бурбону. Подпольными дистиллятами Редмонда не брезговал даже президент США — настолько легендарными они были.

Льюис Редмонд родился и вырос в Трансильвании, точнее, в округе Трансильвания в штате Северная Каролина. В середине 19 века эти места были суровым краем, они и сейчас выглядят как сплошной заповедник. Аппалачские горы не слишком плодородны и здешние жители, иммигранты из еще более голодной Ирландии, кое-как сводили концы с концами. По сравнению с родиной, где только что отбушевал «Великий картофельный голод», здесь было сносно. Хотя в целом — довольно паршиво.

Полуголодная жизнь в Аппалачах шла бы своим чередом, если бы правительство не подняло налоги. Причем отдавать их нужно было деньгами, а такого у здешних фермеров, живших натуральным хозяйством, отродясь не было. У местных жителей было два пути: собрать пожитки и покинуть Трансильванию, или же начать зарабатывать на муншайне, то есть нелегальном самогоне.

Типичный пейзаж Трансильвании в Новой Каролине

Ирландцы бросились в подпольный бизнес с таким рвением и самоотдачей, что правительство ту же принялось за борьбу с самогонщиками. Вспомните фильм «Самый пьяный округ в мире» — его действие происходит примерно в этих же местах, только по другую сторону границы Северной Каролины и Виргинии.

Льюису Редмонду повезло: он еще молокососом попал в компанию местной элиты самогоноварения. Они были настоящим братством — гильдией лихих пьянчуг с задатками алхимиков и партизан, именно тем, что представляется при словах «ирландские самогонщики». Здесь будущий Робин Гуд прошел школу жизни и университет поинтереснее «Хогвартса». Льюис работал на подхвате у перегонного куба и курьером, доставляющим виски мелкими партиями. Часто его клиентами становились самые влиятельные люди округа и даже штата, хотя, вроде как, именно они должны были первыми бросаться на борьбу с подпольным бизнесом.

Однажды простенькая миссия по доставке нескольких бутылок самогона обернулась катастрофой. Редмонду шел 21 год, и он спокойно разносил виски к дверям постоянных клиентов, как какой-нибудь молочник. За этим занятием его поймал заместитель шерифа по имени Альфред Дакворт, который сам был ненамного старше — всего 24 года. Альфред навел на Льюиса винтовку и тот произнес фразу, без которой не обходится ни одна легенда о «Робин Гуде самогонщиков»: «Лады, Альф, убери ружье, я сдаюсь». После чего он выхватил карманный «Дерринджер» (та самая модель, из которой Джон Бут убил Авраама Линкольна) и выстрелил офицеру прямо в горло.

После этого за голову Редмонда назначили награду в 1000 долларов. Огромная сумма в те дни. Но никто не спешил получить эти деньги. После своего поступка Льюис стал известен и любим на своей малой родине. Проблемы с законом в Аппалачах были у всех — почти каждый был, так или иначе, повязан с муншайном.

Горы и холмы Трансильвании, по которым бродил Льюис Редмонд

Поначалу Редмонд просто скитался по горам, скрываясь от властей. Он был частично ирландцем, частично индейцем, а такую ядреную смесь так просто не выведешь. Позже Льюис сколотил банду самогонщиков из 30 человек и наладил грандиозный подпольный бизнес. Редмонд начал зарабатывать серьезные деньги, но особо тратить их в горах было не на что, так что он использовал все для расширения бизнеса и для того, чтобы поддерживать местных жителей.

Редмон был очень щедр, и его пожертвования позволили привнести в эти земли некое подобие процветания. Самогон из Аппалачей, который расходился как горячие пирожки по всему Восточному побережью, превратил трансильванцев из нищих горцев в преуспевающих дельцов.

Традиции лесного самогоноварения живы в Аппалачах до сих пор

Впрочем, даже несмотря на обожание местных, которые были обязаны ему всем, Льюиса трижды сдавали властям. Первый раз ему успели сообщить о прибытии маршалов, и он уплыл на каноэ. Второй раз ему удалось сбежать через тайный лаз, ведущий из убежища. На третий раз Редмонд попался. Его окружили и во время перестрелки нашпиговали свинцом. Шесть пуль попало в тело Льюиса, но он выжил и после длительного лечения предстал перед судом.

В иной ситуации это был бы конец истории — убийцу помощника шерифа и великого самогонщика вздернули бы без раздумий. Но вышло иначе. Спустя всего 3 года заключения 21 -й президент США Артур Честер лично подписал указ о помиловании. Кроме неискоренимых слухов о том, что глава государства сам не брезговал пить качественный вискарь от короля самогонщиков, у этого решения была и более веская причина.

Льюису Редмонду не просто сохранили жизнь. Ее остаток он прожил, работая на правительство и занимаясь привычным бизнесом, только легально. Бывшего воротилу подпольного мира использовали для того, чтобы он наладил производство виски уже на государственных винокурнях. Изначально правительственные дистилляты были настолько паршивыми, что пить их брезговали даже ирландские алкаши, а цена из-за акцизов при этом была как у бурбона от самого Эвана Уильямса.

Редмонд буквально попал в Вальхаллу. Именно так назывался город, в котором ему дали свой завод по производству виски и карт-бланш на любые действия, которые выведут индустрию из кризиса.

Умер он в 1906 году, тихо и респектабельно дожив остаток жизни и оставив после себя девятерых детей и скорбящую почтенную вдову. Еще при жизни он был легендой и звездой национального масштаба, американским Робином Гудом и любимцем журналистов. В 2009 году его биография стала основой для фильма The Outlaw Lewis Redmond, а его имя стало брендом, под которым выпускаются довольно приличный бурбон.

взято отсюда

Альбина Мали-Хочевар - национальный герой Югославии.

В 17 лет добровольно ушла воевать за свою родину с войсками стран Оси.

Участвовала со своими взрослыми товарищами в пяти крупных боях на Югославской земле, дважды была ранена, но быстро поправлялась и становилась в строй, как настоящий боец.

В третий раз она была ранена 15 сентября 1943 года в Великом Осольнике во время боев за Туряк, когда рядом с ней взорвалась мина, которая сильно повредила лицо, разорвав щеку, губу и пол носа. Согласно воспоминанием очевидцев, 18-летняя красавица не заметила, что у нее повреждена щека. Не обращая внимание на льющуюся кровь, Альбина снова рванулась в гущу боя, к раненым. Но бойцы-соратники остановили ее и отправили к врачу. Говорят, что здоровые, сильные, закаленные войной парни плакали, глядя на изуродованное лицо девушки.

Альбине зашили раны в партизанском госпитале в Елендоле, а оттуда эвакуировали в Жумберак.

Раны были серьезные и на всю жизнь обезобразили лицо красивой молодой девушки, но несмотря на это в конце 1944 года, немного подлечившись Альбина Мали-Хочевар выехала из Жумберака в район Белой Краины, где приняла участие в боях в партизанском отряде.

После войны проживала в Ново-Место, затем на Паге, в Поречье, Кобариде и Илирска-Бистрице. С декабря 1955 года проживала в Мариборе. Скончалась 24 января 2001 года.

ВИКИНГИ: Рождение Жестокости.

«И вот: это дикое и воинственное племя данов, или нортманнов, или же свеонов, которое, по слову святого Григория, "раньше не умело ничего, кроме как скрежетать зубами "вар-вар", теперь научилось воспевать "аллилуйя" во славу Божию". И се: оное племя разбойников, некогда, как мы знаем, опустошавшее все области Галлии и Германии, ныне довольствуется тем, что сидит в своих пределах, глаголя, подобно апостолу: "Не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего", "и веруем, что увидим благость Господа на земле живых". И так: ужасная страна их, в прошлом недоступная из-за существовавшего там почитания идолов, — чей лик не добрей, чем у скифской Дианы, теперь, отбросив естественно присущую ей ярость, допускает везде проповедников истины, а жители этой страны, разрушив жертвенники ложных богов, воздвигают церкви и вместе с другими народами превозносят хвалами имя Христа.»

Этими словами в 1075 году схоласт Адам Бременский заканчивает «Деяния архиепископов Гамбургской церкви», произведение, в котором он описывает Скандинавию. Викинги ушли, язычество покинуло Север, теперь там царит мир. И действительно, скандинавы крайне скудно проявляли себя с тех пор в истории. До 17 века, когда датчане основали колонию в Индии, а Шведы попытались закрепиться на Манхеттене и завладеть в Тридцатилетнюю войну престолом Священной Римской Империи, едва ли скандинавы громко заявляли о себе. Возвращению скандинавов на мировую арену предшествовала публикация труда Олафа Магнуса, о котором я рассказывал в прошлый раз. «История Северных Народов», изданная в 1555 году, когда Северная Европа объединилась вокруг идеи протестантизма и окончательно освободилась от воли Рима, возвращала из небытия всё, от чего, как надеялся Адам Бременский, удалось избавить Скандинавию. Во истину, Север помнит…

ИСТОРИЮ ПИШУТ ПОБЕДИТЕЛИ

Позвольте мне уйти ещё дальше вглубь веков, в последние десятилетия 11 века, когда свершилось то, о чём писал схоласт из Саксонии. В те дни произошёл сдвиг, который изменит навсегда отношение к скандинавам, потому что они оказались проигравшей стороной. Можно пытаться это отрицать, но сложно спорить с фактами. Это была Церковь и её сторонники в Скандинавии, они одержали победу над язычниками-рабовладельцами. Вместе с рабством из Скандинавии исчезли и викинги. Связь рабства и морского рейдерства – довольно обширная тема, заслуживающая отдельного рассмотрения, так что, я не стану сейчас на этом останавливаться. Очищенная от рабства Скандинавия стала частью христианской Европы. Теперь появилось разделение на «до» и «после», а историю Скандинавии писали без учёта взгляда с Севера. Но это был всего лишь очередной акт «писания истории», коих множество.

Приведу пару простых, но наглядных примеров. Остготы предстают в европейских легендах как злодеи и силы тьмы. Их король, Теодорих, возглавляет Дикую Охоту и живёт в недрах вулкана Везувия. При всём том, что Теодорих был едва ли не последним правителем Италии раннего средневековья, который щедро поддерживал там науки и искусства. Вестготы, которые в отличие от остготов, сожгли и разграбили Рим трижды, не имеют такой дурной славы. Они были включены в новую христианскую Европу, при том что были арианами, т.е. еретиками. Но они имели покровительство со стороны Карла Великого. Что отличает остготов от вестготов? Остготы были побеждены и изгнаны из Италии другими христианами. Вестготы никогда не терпели таких сокрушительных поражений в войнах с христианами. Однако, всегда можно сослаться на то, что вестготы, в отличие от остготов, никогда не выступали на стороне гуннов, а наоборот, сражались с ними. Получается, остготы заслужили дурную славу? И тут я приведу в пример салических франков, которые также выступали на стороне гуннов, в отличие от рипуарских франков, которые на Каталаунах выступили против кочевников и победили. Спустя 40 лет Хлодвиг коварством и хитростью одержал верх над рипуарскими франками и кто помнит о них, кто скажет доброе слово? Слава защитников Святого Престола закрепилась за салическими франками с 6 века вплоть до 14, несмотря на то, что именно рипуарские франки проливали кровь, чтобы защитить Европу от нашествия кочевников-гуннов, а не салические, которые присоединились к грабителям. Историю пишут победители. Возвращаясь в Скандинавию 11 века, я подчеркну: язычники-викинги проиграли войну, историю писали победители-христиане. И поэтому нет ничего удивительного в том, какими убогими и злобными описаны жители этого уголка Европы в период, который нынче известен как Эпоха викингов.

РОБИН ГУД ПО-СКАНДИНАВСКИ

Своё могущество языческие короли севера основывали на грабительских рейдах. Они были невозможны без большого количества воинов-моряков, способных к стремительным манёврам на суше. Именно их и называли викингами. Тем не менее, быть викингом не являлось родом деятельности. Для себя самих и своих современников, викинги были действующими лицами эпохи, которых стал окружать ореол славы и легендарности. И поэтому мы видим имя Викинг, которое появляется в записях уже в конце 10 века. Викинг в 9-11 вв. был так же легендарен как Гаут, подчиняющий своей воле всё, что видит, или Сакс, бесстрашно пересекающий море, чтобы завоевать бриттов и изгнать римлян, или Дан, отважно совершающий рейды в глубь Валланда или же неукротимый Франк, неуклонно идущий к доблести и богатству.

Но что случается с викингом, когда разрушается система, которая поставила его если и не в центр внимания, то прямо позади конунгов и ярлов? Адам Бременский даёт нам прямой ответ, говоря о викингах: «оное племя разбойников». Герои превратились в грабителей. Племя разбойников – такими их и запомнила вся Европа… за пределами Скандинавии. Как оказалось, освобождение от рабства, уничтожение язычества вместе с языческими конунгами и ярлами, слом старых порядков вовсе не помог построить общество равенства и братства, которое обещала Церковь. Старые повелители канули в лету, богатые семьи стали ещё богаче, бедные – ещё беднее, а вся Скандинавия утратила свою независимость, вынужденная теперь считаться с мнением и желаниями Римского Папы, Священно-римского Императора или короля Франкии.

Дания и Швеция в новых условиях чувствовали себя неплохо, они получили возможность создать собственное рыцарство и даже собственный орден, получив уже в 13 веке в качестве приза земли в Ливонии и санкцию на крестовые походы против православствующей Руси. Норвегия, Исландия, Фареры и Королевство Островов от этих перемен ничего не получили. Наоборот, только потеряли. Для них воспоминания о былом могуществе языческих времён стали миром грёз, в котором дышалось свободнее. Резкий всплеск интереса к сагам, рассказывающим о давних временах, охватывает норвежцев, исландцев и фарерцев в 13 веке. Героями становятся персонажи-оборотни, язычники и головорезы йомсвикинги, ведьмы. В сагах о Боси и Херрауде, Фритьофе, Греттире и Орваре-Одде и подавно отчётливо слышно эхо далёких языческий времён. И теперь забытый образ викинга оказывается в центре внимания, потеснив конунгов и ярлов. Но это уже не обрамлённый славой и доблестью дренг 9-11 вв.. Нет. В 13 веке викинг – это наследник славы языческих времён, народный герой, который жил свободно и никому не подчинялся. Он происходил из народа, он уходил в море и добывал там вовсе не рыбу, а «огонь вод» — золото. Он возвращался домой и делал свой край богаче и сильнее. Сейчас бы его назвали настоящим патриотом и заступником простых людей. Но тогда он, как и Робин Гуд, оказался вне закона. Он был скорее мстителем, нежели заступником. Дух непокорства, который сохранился в некоторых кругах средневековой Скандинавии, нашёл себе оплот в недрах христианской пропаганды, исказившей и преувеличившей некогда образ морского дружинника. Большинство саг 13 века записывались и переписывались с оглядкой на уже сложенный стереотип о викингах. Но теперь он никого не пугал и не вызывал чувство вины и стыда как раньше. Теперь он формировал новое мышление, направленное на разрыв с католическим миром христианской Европы. Среди северян росла убеждённость в том, что они больше никому и ничем не обязаны, ни франкам, ни саксонцам, ни Риму.

РЕНЕССАНС И ГУМАНИЗМ

В Южной Европе общество также столкнулось с невозможностью жить по-старому. Результатом чего уже в конце 14 века стало появление идей Гуманизма, который плавно перетёк в Ренессанс с его глубоким интересом к античному прошлому Средиземноморья. На Севере, как уже говорилось ранее, не было античного прошлого, но были варварство и хаос. Во всяком случае, ни о чём другом памяти не сохранилось по умыслу или без него. Именно их вывел на свет Олаф Магнус и именно они стали источником для новых идей, которые помогли найти все необходимые ответы на вопросы северян. Главным из них был вопрос: «Кто мы, люди тевтонского языка, в этом враждебном, но благословенном мире? Какова наша роль?» И ответы были найдены, в субъективных взглядах Адама Бременского, чьи труды, давно позабытые и покрытые вековой пылью, были вновь представлены на свет Божий:

«Многочисленны народы свеонов, они славятся своей силой и битвами, в которых независимо оттого, сражаются ли на конях, или на кораблях, показывают себя превосходными воинами. Поэтому, очевидно, они и обуздывают своей мощью остальные северные народы, <…> В Нортманнии воспитываются храбрые воины, ибо сочные плоды не смягчают их нрав. Нортманны чаще сами нападают на других, чем подвергаются нападениям. С соседними свеонами они сосуществуют без вражды, в то время как от данов — столь же бедных, как и они сами, — норманны иногда терпят нападения, не оставляя, однако, их без ответа. <…> У данов нет иных видов наказаний, кроме смертной казни и обращения в рабство. Они полагают, что осужденному делает честь оставаться веселым, ведь даны столь презирают слезы и рыдания, а также другого рода выражения скорби, которые у нас считаются нормальными, что плакать у них не положено ни о своих грехах, ни о смерти близких.»

Ответ из глубины веков был получен. Скандинавы с охотой примерили новый имидж, устав казаться благочестивыми. Однако суровость предков-язычников и свободолюбие и героизм образа викингов пока ещё не были тесно связаны друг с другом. Это слияние в национальном восприятии произойдёт позднее. А тогда, во второй половине 16 века, родилась жестокость северян. Это не проявлялось в повседневной жизни, как встарь. Это было нечто поэтическое, иллюзорное, лейтмотив истории скандинавской субцивилизации, с которым они вступили в 17 век.

Статья взята из группы: https://vk.com/public_ecumene

Группа художника: https://vk.com/publicofaldraw

Альберт Пирпойнт — безупречный джентльмен и палач, который повесвший почти 600 человек

 В школьном сочинении десятилетний Альберт Пирпоинт написал: «Когда я вырасту, я хочу стать палачом, как мой папа! Потому что нашей стране нужны стойкие мужчины с крепкими руками». Отрадно осознавать, что иногда высшие силы прислушиваются к мечтам маленьких мальчиков и воплощают их в жизнь. Его мечта исполнилась с лихвой: Альберт Пирпойнт стал самым эффективным палачом в истории Британии.

Он повесил без малого 600 человек, среди которых — 200 нацистских преступников и даже его лучший друг, с которым он пел в юмористическом дуэте. При этом Пирпойнт оставался настоящим джентльменом и в свободное от казней время держал маленький трактир, где отдыхал душой, напевая посетителям песни и подливая портер.

Альберт родился в 1905 году в семье йоркширского палача по имени Генри Пирпоинт. Вешал людей его отец не регулярно, так что особого дохода это не давало, и папаша вынужден был подрабатывать разнорабочим. Он то устраивался башмачником, то таскал мешки на мельнице, то занимался плотницким делом или работал мясником. И лишь ремесло палача в его жизни оставалось постоянным.

Тут необходимо сделать пояснение: в те времена в Британии не было такой профессии, как официальный палач. Местные власти просто периодически приглашали какого-нибудь подходящего крепкого телом и разумом мужчину, чтобы тот повесил очередного приговоренного. За услугу такой фрилансер получал единовременную плату, и до следующего раза он оставался не у дел.

За одного повешенного в начале XX века давали 11 фунтов — на таком жаловании не выживешь. Так что Генри скитался от места к месту, от ремесла к ремеслу, периодически берясь за заказы на повешение. А еще он с ужасающей силой пил. Вешал он, частенько борясь с тошнотой, хотя мутило его не от вида мертвых тел, а от дешевого джина. Пирпойнт старший справлялся все хуже и хуже: забывал связывать повешенным ноги, и те неподобающе махали ими, словно девицы из кабаре; блевал после экзекуции; неверно рассчитывал длину веревки, и заключенный просто падал на ноги, не понимая, отчего он еще жив.

Бедный Генри спился и, подстегиваемый дьяволом джина, превращал каждую казнь из таинства в балаган. По городу уже шли анекдоты, и по какой-то странной иронии именно из одного такого анекдота («Вешает как-то Генри Пирпойнт очередного бедолагу…») Альберт и узнал о настоящем ремесле своего отца. Вскоре после этого пьяницу-палача перестали нанимать и внесли в черные списки по всей Британии. Пришла пора растить смену, но делал это уже не отец Альберта — кроме него в семье нашлись и другие палачи.

Первого своего человека Альберт Пирпойнт повесил в 27 лет, в 1932 году. Его звали Патрик МакДермотт, он был ирландским фермером, который в пьяной драке убил своего брата. Казнь состоялась в тюрьме с невероятно издевательским названием Маунтджой (Mountjoy — «Гора радости»). Альберт, сам не чуждый иронии, расценил это своеобразно: «Кажется, у нас с Господом одинаково поганое чувство юмора».

До этого момента он сопротивлялся судьбе, пытаясь найти себя в работе курьером и бакалейной лавке, но от семейного наследия так просто не сбежишь. В 1922 умер его отец, не дожив и до 45 (сказались годы в обнимку с йоркширским джином). Генри оставил Альберту очень странное наследство: тетрадь в голубой обложке, где были подробно описаны все совершенные им казни. Никакой рефлексии или описаний снов, в которых ему являются призраки убитых — лишь деловитый журнал профессионала с вкраплениями ценных советов.

Главным наставником Альберта после смерти отца стал его дядя, тоже мастер своего дела. Именно он объяснил юноше главную заповедь палача: «Если ты не можешь сделать это, не выпив виски, вообще не делай этого». Кроме того, он был ответственен и учтив по отношению к казненным. Дядя Том объяснял свое вежливое поведение по отношению к убийцам и ублюдкам всех мастей, которых вешал, так: «Твоя гнусная харя — последнее, что эти бедолаги увидят перед встречей с Создателем, так что постарайся хотя бы побриться и надеть чистую рубашку».

Как видно, Том был настоящим джентльменом, пусть и происходил из самых низов. И он сумел привить Альберту поистине аристократическое отношение к работе. Взяв того в подмастерья, дядюшка обучил своего преемника множеству секретов — вешать людей оказалось целой наукой.

Дурно и некрасиво повешенный человек не вызывает ничего, кроме жалости и сожаления. Он болтается и трепыхается, словно форель на дне лодки. Ему больно и страшно, а жидкости исторгаются из него, как из лопнувшего арбуза. Премерзкое зрелище. Зато профессиональная казнь — это почти произведение искусства: хлоп — легкий хруст — и готово — отправился на встречу со Вседержителем. А уж агонии ему хватит и на том свете — так зачем усугублять на этом?

Хорошим тоном в ремесле Пирпойнта было устроить так называемый «Перелом палача» — это когда казнимый на виселице не задыхался, а ломал шею — быстро и без мучений. Однако добиться этого было не так-то просто: если неверно рассчитать длину и толщину веревки, перелома могло не случиться. Бывали и такие случаи, голова буквально отрывалась — после такого любой уважающий себя палач превращался в посмешище и подавал  в отставку.

Вот почему перед тем, как вешать людей, Альберт прошел стажировку в Пентонвильской тюрьме, где находилась виселица-тренажер с манекенами и веревками разной длины и толщины. Пирпойнт учился связывать щиколотки и накидывать петлю, бороться с брыкающимся заключенным и разбираться в устройстве механизма, открывающего люк виселицы. Но главное: будущий палач научился пользоваться формулой, которая позволяла аккуратно сделать тот самый перелом шеи.

Обычная казнь Пирпойнта происходила следующим образом. Приехав на место казни (это были десятки тюрем по всей Британии) Альберт узнавал вес заключенного, проверял толщину и прочность веревок, осматривал виселицу и затем, используя известную ему формулу, высчитывал необходимую длину веревки. Но и на этом он останавливаться не желал: перед казнью он отправлялся к заключенному, прикидывал на глаз его комплекцию и проводил тренировочное повешение, используя мешок той же массы и внося коррективы. Все было очень серьезно, солидно, и для большинства казненных это был первый и последний раз в их жизни, когда государство относилось к ним с таким вниманием и достоинством.

После всех приготовлений висельника со связанными руками подводили к эшафоту, где его поджидал священник и Пирпойнт. Казнимому связывали щиколотки кожаным ремнем, надевали петлю на шею и мешок на голову, затем Альберт дергал за рычаг, и под заключенным открывался люк, куда он летел навстречу смерти. Говорят, у Пирпойнта в такие моменты был столь торжественный вид, что некоторые по глупости начинали аплодировать, совсем забыв, что тут, вообще-то, болтается мертвец.

В любой другой ситуации заключенные могли бы быть польщены тем фактом, что настоящая звезда почтила их своим присутствием. Но их мысли явно были заняты другим: кто-то молился, кто-то проклинал всех вокруг и богохульствовал, кто-то издавал один-единственный тихий всхлип, а кто-то и вовсе отправлялся на тот свет, не издав ни единого звука, кроме шейного хруста.

Альберт Пирпойнт был человеком, который прекрасно понимал: уж если общество и держится на чем-то, так это на людях, которые вкладывают в работу всю свою душу.

Казненные Пирпойнтом по большей части были людьми темными, неинтересными, но оступившимися: пьяницы, убившие собутыльника, опьяненные ревностью рогоносцы, придушившие и жену, и ее любовника, грабители, по неосторожности забившие жертву, и прочий сброд. Однако среди шести сотен повешенных были и поистине любопытные личности.

Например, Джон Хей, более известный как «Убийца Кислотной Ванны» — за то, что растворял своих жертв в серной кислоте. Хей убивал обеспеченных людей, как правило нелюдимые семейные пары, забивая их до смерти, либо расстреливая из револьвера. Джон растворял тела в бочке, после чего подделывал документы и получал наследство. Последнее он нещадно тратил, проигрывая все в карты, так что ему требовались новые и новые жертвы. Сам убийца уверял, что его вели силы тьмы, и он пил кровь убитых, однако его признали вменяемым и приговорили к казни. Перед смертью Хей для храбрости выпил полный стакан виски, так что экзекуция прошла  на  удивление спокойно. 

   

«Убийца кислотной ванны»  

Другим серийным убийцей, которого вздернул Пирпойнт, был Джон Кристи — некрофил-душитель, погубивший восемь женщин (включая собственную жену). Кристи погорел на том, что прятал останки своих жертв прямо в своем доме: в алькове на кухне, под половицами в гостиной и в саду. В тюрьме убийца находился в постоянном страхе за свою жизнь (сокамерники явно желали укоротить ее) и вообще проявлял поразительную трусость и мягкотелость. Во время казни Кристи сказал Пирпойнту, что у него зудит нос, и это ужасно раздражает его, на что Альберт добродушно ответил: «Не волнуйтесь, сэр, скоро вам это уже не будет досаждать».

Некрофил Джон Кристи

Третьим знаменитым маньяком, грешную жизнь которого оборвал Альберт Пирпойнт, был Гордон Камминс — «Убийца Блэкаута». Он служил летчиком в британских ВВС и в 1942 году во время отключения электричества в Лондоне (тот самый «Блэкаут») за шесть темных ночей убил шесть женщин. Мотивы его неясны до сих пор, сексуального насилия не было; очевидно, что он был просто невменяемым. Попался Камминс на глупости: забыл на месте преступления свой противогаз, на котором был его личный номер.

«Убийца Блэкаута»

Помимо известнейших серийных убийц своего времени, Альберт прославился казнями нацистских преступников. С 1945 по 1949 год он ездил в командировки в Австрию и Германию, чтобы приводить в исполнение приговоры военных трибуналов. В одном лишь 48 году Пирпойнт повесил за короткий промежуток 200 человек. Звучит жутко, но, к чести Пирпойнта, он не только не повредился умом, но и с достоинством провел каждую из экзекуций. 

Среди повешенных коллаборационистов тоже оказались свои звезды, о казни которых в Британии писали, кажется, все газеты. Уильям Джойс, известный как «Лорд Хо-Хо», был английским нацистом, который сбежал в Германию и вел оттуда пропагандистские передачи. Врываясь в британские радиоприемники, он высмеивал правительство Черчилля, предлагая отказаться от него и перейти на сторону Вермахта. Его не спасло ни остроумие, ни аристократический выговор, ни даже тот факт, что он, фактически, не являлся гражданином Великобритании.

Уильям Джойс

Другим известнейшим повешенным за измену был сын британского министра по делам Индии Джон Эмери. Он слыл доверенным лицом Гитлера и создал английское подразделение СС. Эмери ездил по концлагерям и уговаривал бывших сограждан присоединиться к германским войскам «в освободительном крестовом походе». Сам Пирпойнт утверждал, что ему не доводилось вешать никого, кто был бы более хладнокровен и храбр перед лицом неминуемой гибели.

Джон Эмери

Несмотря на явные заслуги на поприще палача, Пирпойнту не доверили казни высшего руководства Третьего Рейха после Нюрнбергского процесса. По какой-то причине эту работу отдали малоопытному американскому военному Джону Вудсу, который провел экзекуции с ужасающим непрофессионализмом. Достаточно сказать, что Вильгельма Кейтеля не получалось умертвить 20 минут: он не только не сломал шею, но и зацепился за край люка и барахтался, словно взбесившаяся курица. Альберт, узнав о подробностях столь некачественной работы, невольно вскрикнул: «И вот ради этого мы победили нацистов?!».

                                                       Пирпойнт вешает лучшего друга и уходит на покой

Может показаться, что повесив сотни людей Альберт Пирпойнт заработал кучу денег и жил как настоящий лорд. В действительности, правительство призывало его лишь по нужде, как этакого ангела смерти на полставки. Никакой стабильной зарплаты он не получал — лишь фиксированную плату за каждого повешенного. Говоря современным языком можно сказать, что Пирпойнт был фрилансером — как когда-то его отец, хоть и более успешным.

Свободное от казней время Альберт посвящал своему трактиру, носящему прекрасное название «Помогите бедному борцу». Позже, уже в 50-х, он приобрел чуть более шикарное (но все такое же домашнее и уютное) заведение «Роза и Корона». То было удивительное место, где вы могли получить пинту портера из рук человека, который не далее как вчера повесил очередного убийцу. Если посетителю везло, он получал от хозяина еще и какой-нибудь забавный куплет вдогонку. В своем трактире Альберт был счастлив и не считал зазорным распевать во весь голос. 

Трактир Пирпойнта

Удивительно, но именно любовь к песням обернулась для Пирпойнта самой большой трагедией его жизни. Однажды в его трактир зашел джентльмен по имени Джеймс Корбитт, мужчины разговорились, выпили и обнаружили что имеют две общих страсти: пение и юмор. Вскоре Корбитт и Пирпойнт стали друзьями и даже организовали юмористический дуэт «Тиш и Тош». В таком составе они бродили по окрестным пабам и кабакам, где распевали веселые и зачастую не слишком пристойные песни собственного сочинения.

Дуэт стал местной достопримечательностью (действительно, где еще увидишь, как величайший палач в истории Британии поет куплеты, заставляющие весь паб разрываться от смеха). Но однажды случилось ужасное: Корбитт, который в дуэте был известен как «Тиш», убил свою любовницу Элизу Вудс. Убил жестоко, да еще и выцарапал на ее лбу слово «шлюха».

Корбитта признали виновным и назначили ему смертную казнь. Привести приговор в исполнение должен был его лучший друг, Альберт Пирпойнт.

Кадр из фильма «Последний палач», где Пирпойнт и Корбитт пьют в пабе

Единственная причина, по которой Альберт согласился повесить Джеймса — собственный профессионализм. Другой палач не сумел бы провести экзекуцию как подобает, и Корбитт мучался бы, задыхаясь в петле, вместо того, чтобы уйти быстро и безболезненно, благодаря старому доброму «перелому палача».

В своей автобиографии Пирпойнт пишет о самом худшем дне в своей жизни сухо и лаконично. Но нетрудно понять, как тяжело у него было на сердце:

«За 20 секунд до 9 утра я зашел в камеру смертников. Он выглядел очень напряженным, однако я не заметил в его глазах ужаса, скорее некое детское беспокойство. Его терзала тревога, но он уже принял свою судьбу.

— Привет, Тош, — сказал он как-то неуверенно.

— Привет, Тиш, — сказал я, — как ты?

Я был сдержан, но попытался передать ему немного дружеского тепла, словно я снова за барной стойкой и приветствую его посреди ночи».

После этого Корбитт расслабился и даже слегка улыбнулся. Альберт сказал ему: «Давай, Тиш, старина», — и его друг протянул ему руки для связывания, после чего Пирпойнт повел Джеймса на эшафот.

Пирпойнт вешает лучшего друга. Кадр из фильма

Однако еще до повешения старого приятеля карьера Пирпойнта уже шла на спад. Сам он, и раньше не слишком горевший казнями (ибо только человеку, которому претит убийство, можно доверить звание палача) и вовсе разочаровался в своей работе. Череда крайне противоречивых приговоров, которые он привел в исполнение, заставила его желать скорой отставки.

Незадолго до казни Джеймса Корбитта, Альберт повесил Тимоти Эванса, слабоумного, обвиненного в убийстве жены и дочери, однако позже оказалось, что повинен в них тот самый некрофил Джон Кристи, которого также вскоре казнил Пирпойнт.

Тимоти Эванс, оказавшийся невиновным

Через некоторое время Альберт казнил 19-летнего Дерека Бентли, который, судя по всему, взял на себя вину своего 16-летнего друга, застрелившего полисмена. За этим последовало повешение молодой женщины по имени Рут Элис, которая пристрелила своего любовника, известного гонщика и по совместительству наркомана Дэвида Блэкли, за то, что тот издевался над ней и жестоко ее избивал.

Все эти казни — от собственного друга, до невиновного инвалида и защищавшейся от тиранического любовника Рут Элис — вызвали у Пирпойнта жесточайшее отторжение. То самое кредо джентльмена, которое помогало перенести ему тяжесть своего ремесла, вынудило его отойти от дел. Он выбрал формальный повод (один из шерифов обманул его с оплатой за экзекуцию) и официально заявил о своем уходе в 1956 году.

В 1974-м Альберт Пирпойнт написал автобиографию, в которой рассказал о самых ярких моментах своей жизни и о собственной философии. К удивлению читателей бывший палач заявил, что казнь как средство предотвращения преступности совершенно не работает, и он сожалеет почти о всех жизнях, которые прервал. Когда-то ему хватило внутренней жесткости и смелости, чтобы взяться за ужаснейшую из современных ему работ. Теперь ему хватило силы признать, что он был неправ и дать предостережение потомкам.

Альберт Пирпойнт скончался в 1992 году, ему было 87 лет. Удивительно, как недолговечна оказалась людская память: в его родном Йоркшире уже немногие знали о том, что этот чопорный пожилой мужчина некогда повесил 600 человек, включая своего лучшего друга.

отсюда

Джер Булсара со своим сыном Фаррухом на руках. Конец 1940-х годов.