Томоэ-годзэн - женщина-воин. На гравюре актёр японского театра в роли воительницы Томоэ Годзэн. Тоёкуни Утагава, 1800 год.

Томоэ-годзэн - одна из женщин-воинов в феодальной Японии.
Томоэ-годзэн (Томоэ Годзэн, Tomoe Gozen, 巴 御前; годы жизни: 1157(?) – 1247(?)) была одним из немногих примеров в японской истории, подтверждающих существование женщин-самураев, женщин-воинов (онна-бугэйся).

Следует отметить, что «годзэн» это не фамилия Томоэ, как зачастую можно понять из написания «Томоэ Годзэн», но это уважительная приставка к имени, чаще всего используемая по отношению к женщинам, но иногда используемая и по отношению к мужчинам.
Томоэ принимала участие в войне Гэмпэй (1180-1185) в качестве в старшего офицера на стороне Минамото-но Ёсинаки, двоюродного брата Минамото-но Ёритомо (Minamoto no Yoritomo) и Минамото-но Ёсицунэ (Minamoto no Yoshitsune). При этом, по разным версиям, Томоэ была или любовницей, или женой Ёсинаки.

Как говорится в «Хэйкэ-моногатари» («Повесть о доме Тайра»), Томоэ была «…белолица, с длинными волосами… Была она искусным стрелком из лука, славной воительницей, одна равна тысяче… Верхом ли, в пешем ли строю - с оружием в руках не страшилась она ни демонов, ни богов, отважно скакала на самом резвом коне, спускалась в любую пропасть, а когда начиналась битва, надевала боевой панцирь, опоясывалась мечом, брала в руки мощный лук и вступала в бой в числе первых, как самый храбрый, доблестный воин…Не раз гремела слава о ее подвигах, никто не мог сравниться с нею в отваге…».

После поражения Хэйкэ и оттеснения их в западные провинции, Минамото-но Ёсинака захватил Киото и начал претендовать на лидерство в клане Минамото. Однако этому воспротивился Минамото-но Ёритомо и послал Минамото-но Ёсицунэ и Минамото-но Нориёри (Minamoto no Noriyori) убить Ёсинаку.

21-го февраля 1184 г. состоялась решающая битва при Авадзу, о которой говорится, что Томоэ-годзэн взяла, как минимум, одну голову врага (см. ниже). Несмотря на то, что войска Ёсинаки храбро сражались, они были разбиты превосходящими силами противника.

Когда Ёсинака потерпел поражение и остался всего с четырьмя вассалами, он приказал Томоэ-годзэн спасаться бегством, поскольку собирался встретить смерть вместе со своим сводным братом Имаи-но Сира Канэхира (Imai no Shiro Kanehira) и сказал, что ему будет стыдно умереть вместе с женщиной:

- Ты - женщина, беги же прочь отсюда, беги скорей, куда глаза глядят… А я собираюсь нынче пасть в бою. Но если будет грозить мне плен, я сам покончу с жизнью и против того, чтобы люди смеялись надо мной: мол, Ёсинака в последний бой тащил с собою бабу…, - так говорил он, а Томоэ все не решалась покинуть Ёсинаку, но он был непреклонен.

Томоэ, однако, категорически отказалась оставлять сюзерена и осталась поджидать врагов:

«О, если бы мне встретился сейчас какой-нибудь достойный противник…, - подумала Томоэ. - Пусть господин в последний раз увидел бы, как я умею биться…»…, - и, с этой мыслью остановив коня, стала она поджидать врагов. В это время внезапно показался прославленный силач Моросигэ Онда, уроженец земли Мусаси, и с ним дружина из тридцати вассалов. Томоэ на скаку вклинилась в их ряды, поравняла коня с конем Онды, насмерть с ним схватилась, стащила с коня, намертво прижала к передней луке своего седла, единым махом срубила голову и швырнула ее на землю. Потом сбросила боевые доспехи и пустила коня на восток.

В «Повести о доме Тайра» говорится, что Томоэ таки скрылась, но имеются и другие сведения, авторы которых считают, что она погибла в битве. Если предположить, что Томоэ удалось сбежать, как это указывается в «Хэйкэ-моногатари», то и тут позиции расходятся: одни считают, что Томоэ сложила оружие, другие – что она скрылась с места побоища с головой мужа (любовника? сюзерена?), третьи - что она потерпела поражение от Вады Ёсимори (Wada Yoshimori) и стала его женой, а после его смерти удалилась монахиней в Этидзэн (Echizen).

Все эти разные версии истории Томоэ-годзэн до некоторой степени сомнительны: нельзя со всей вероятностью утверждать, что она была исторической личностью, некоторые и считают её выдумкой автора «Хэйкэ-моногатари». Однако, в действительности существует могила другой женщины-соратницы Ёсинаки – Ямабуки-годзэн (Yamabuki Gozen), которая также упоминается в «Повести о доме Тайра», где, в частности, говорится, что «она захворала и осталась в столице», когда случилась битва при Авадзу.

Кроме того, историки полагают, что значительная часть случаев, описанных в «Хэйкэ-моногатари», можно считать правдой.

Поскольку Томоэ-годзэн считается редким примером женщины-воительницы, то её образ нередко эксплуатируется в некоторых аниме и дорамах. Например, в драме-тайга «Ёсицунэ» Томоэ-годзэн, которую сыграла актриса и модель Коикэ Эйко (Koike Eiko), была одним из главных действующих лиц.

Также Джессика Аманда Салмонсон (Jessica Amanda Salmonson) написала «Сагу о Томоэ-годзэн», три тома которой называются соответственно «Tomoe Gozen», «The Golden Naginata» и «Thousand Shrine Warrior».

Сайсэй, персонаж манги «Самурай Кё» («Samurai Deeper Kyo»), становится реинкарнацией Томоэ-годзэн.

В работе Усаги Дзимбо (Usagi Yojimbo) имеется персонаж по имени Томоэ Амэ (Tomoe Ame), чьей «прародительницей» стала именно Томоэ-годзэн.

Павел Луспекаев в роли таможенника Верещагина. Фильм "Белое солнце пустыни". 1969 год.

В возрасте 15 лет Луспекаев Павел Борисович, будущая звезда советского кино, ушёл на фронт. Воевал в партизанском отряде. Неоднократно участвовал в боевых операциях в составе партизанской разведгруппы ("Опергруппа 00134"). Во время одного из боёв Луспекаева тяжело ранило в руку разрывной пулей, раздробило локтевой сустав. Его отправили в саратовский военный госпиталь, где срочно начали готовить к ампутации руки. Луспекаев не позволил хирургу дотронуться до своей руки, пока тот не поклялся обойтись без ампутации. Руку удалось спасти. После выздоровления П. Луспекаев был определён на службу в штаб партизанского движения 3-го Украинского фронта. Однако это было не единственное его ранение. Во время войны в одном из разведывательных рейдов Павлу пришлось четыре часа неподвижно пролежать на снегу, и он сильно обморозил ноги. Впоследствии это сильно сказалось на его здоровье и закончилось ампутацией части ног и ужасными болям, которые он всё время испытывал. Когда он работал над фильмом "Белое Солнце пустыни", он уже был с протезами.

Энтони Хопкинс в роли Пьера Безухова. Английский телевизионный фильм "Война и мир". 1972 год.

За роль Пьера Безухова в этом фильме Энтони Хопкинс получил свою первую премию BAFTA в категории «Лучший актёр».

Камикадзе и их семьи.

Жена Хадзиме Фудзии, Фукуко, не могла принять его решения стать пилотом-камикадзе. Она всячески старалась подействовать на него, заставить его переменить решение, но Фудзии был непреклонен. Увидев, что решение Фудзии погибнуть за родину твердо и непреклонно, Фукуко поняла, что ей надлежит делать. Их с Фудзии младшую дочку - Киёко, которой был один годик, она нарядила в милое праздничное платьице-хареги и усадила себе на спину, в специальное сиденьице. Старшую дочь, Казуко, ей было три года, Фукуко привязала веревкой за руку к своей руке. Они вышли из дома, пошли к берегу реки Аракава, протекавшей недалеко от летной школы. Там Фукуко с дочерьми бросилась в воду. Тела Фукуко и ее двух дочерей нашли на следующий день, 15 декабря 1944 года. В предсмертной записке Фукуко написала: "Если мы останемся жить, ты будешь тревожиться о нас и не сможешь сражаться так, как ты решил. Поэтому мы уйдем первыми и будем ждать тебя там". Сразу после гибели своей семьи Фудзии подал третий рапорт о зачислении в отряд камикадзе. На этот раз он отрезал себе мизинец и написал рапорт собственной кровью. Командование удовлетворило его прошение. Фудзии приняли в число камикадзе. После похорон своей семьи лейтенант Фудзии написал письмо, адресованное Казуко, своей покойной старшей дочери. На первой странице письма был рисунок - ветка цветущей сакуры. Потом шел текст. За текстом, на второй странице - изображение девочки, играющей с собачкой и бабочкой.

"Как сильно люблю я эту жизнь, растаявшую, словно капля росы на берегу Аракавы под порывами холодного декабрьского ветра. Маленькая, печальная жизнь, исчезнувшая вместе с ее матерью, последовавшая за страстной волей ее любящего Отчизну отца, и улыбавшаяся, будто она была рада этому. Твой отец скоро последует за тобой. Тогда я смогу усадить тебя к себе на колени и спокойно убаюкать на груди. До тех же пор, прошу, жди меня и не плачь. Если Киёко станет плакать, успокой ее. Ну, я прощаюсь с вами до поры. Ваш папа совершит великие подвиги на поле битвы и принесет их с собой, как трофеи. Я прошу обеих - Казуко и Киёко - потерпеть до тех пор, пока я не буду рядом с вами".

Портрет «Хоакин-горный вор». Гравюра Томаса Армстронга, опубликованная в выпуске «Сакраменто-Юнион-Стример» от 22 апреля 1853 года.

Хоакин Мурьета Каррильо (исп. Joaquín Murieta Carrillo, также Murrieta или Murietta; 1829 — около 1853; называемый также мексиканским и чилийским Робин Гудом или Робин Гудом из Эль-Дорадо (исп. Robin Hood de El Dorado) - полулегендарная фигура времён калифорнийской золотой лихорадки 1850-х годов. Одни называют его бандитом, другие — мексиканским патриотом. Мурьета в определённой степени стал прототипом Зорро. Его имя для некоторых политических активистов символизирует борьбу против англо-американского экономического и культурного господства в Калифорнии.

Кристофер Ли в роли рыцаря Като (Мио, мой Мио - советско-шведско-норвежский фильм 1987 года).

Во время съёмок фильма «Мио, мой Мио» взорвалась Чернобыльская АЭС . Всю съёмочную группу пришлось эвакуировать . Первыми пострадавшими от этой трагедии стали шведские партнёры. Ветер так распорядился, что первое радиоактивное облако двинулось в их сторону . Конечно, возник конфликт между странами, возникли политические осложнения. Однако спустя 30-дцать лет Владимир Грамматиков отмечает удивительные человеческие качества шведских коллег, которые преодолели все трудности, все трагедии. Накануне взрыва Чернобыльской АЭС у них произошла трагедия, был убит премьер-министр. Шведские партнёры прилетели в Крым, куда эвакуировалась съёмочная группа, прожили там некоторое время, убедились, что всё хорошо. В знак абсолютного примирения прилетели и семьи с грудными детьми . Съёмки заканчивались уже в большой дружной семье.

Пламенац Филипп Маркович (1827-1909) - черногорский воевода, зауряд-прапорщик 1-го Читинского казачьего полка, кавалер всех степеней Георгиевского креста, участник Русско-Японской войны 1904-1905 гг., национальный герой Черногории.

В русской армии хорошо знали старика с короткою, седою окладистою бородой, окаймлявшей смуглое лицо, освещенное из-под нависших седых бровей проницательными живыми, добрыми глазами. Этого черногорца все называли дедушкой, служил он в отряде генерала Мищенко, был его другом, его телохранителем. Без бинокля, без зрительной трубы горца, благодаря прекрасному зрению, он видит лучше, чем его командир генерал Мищенко с помощью оптики. И подсказывает ему: Тут наши, там японцы. Звали черногорского воина Филипп Маркович Пламенац. А «дедушке» в 1904 году исполнилось уже 76 лет. С генералом он был неразлучен уже вторую кампанию. Все удивлялись выносливости генерала Мищенко и легкости, с которой он ходил по сопкам. - Я старый охотник и родился в Дагестане, - шутил он. Пламенац не отставал от него ни на шаг: «Я всю жизнь по горам проходил». «И они шли с горы на гору, как горные козы, а мы едва поспевали за ними, обливаясь потом, томимые жаждой», рассказывал о друзьях Апушкин. После китайского похода Филипп Маркович поселился в Порт-Артуре вместе с генералом. Но едва началась война с Японией, продал свою фанзу, отдал деньги на Красный Крест и ушел к Мищенко. Его ввиду преклонного возраста не хотели брать в набег на Инкоу. Но «дедушка» сказал: «Пока я жив, не расстанусь со своим генералом». А самому генералу: «Если вы не хотите брать с собою Пламенаца, Пламенац сам себя возьмет».

«Вы знаете, какой у нас дедушка? - сказал генерал - Недавно один снаряд разорвался от нас недалеко и я вздрогнул. Он хладнокровно вынул из кармана клочок ваты и, подавая мне, сказал: «На, генерал, заткни себе уши, чтобы не пугаться». Каков? Меня сконфузил!». А сам генерал был одной из, увы, немногих светлых личностей среди командования в русско-японской войне. Он воевал по-суворовски, любил русского солдата и солдат платил ему тем же.

«Вот наш «дедушка - рекомендую, сказал мне генерал Мищенко, показывая рукой на старика в парусинной куртке без погон, сидевшего на фланге стрелявшей по японцам 1-й Забайкальской казачьей батареи и несколько впереди ее. Услыхав свое имя, он обернулся, и я увидал добродушное, загорелое в Корейском походе отряда и обросшее бородой лицо. Мы познакомились. Потом разговорились, хотя разговаривать с дедом не так-то легко, ибо речь его состоит из смеси черногорских слов с русскими.

- Давно вы, дедушка, начали сражаться?

- О, давно, давно, - ответил он мне тихим голосом, видимо, уходя мыслью в прошлое.

- В первый раз пошел я на войну с турками в 49-м году... Потом в 51-м... Потом в 53-м, 54-м, 55-м, 57-м, 59-и, 60-м, 62-м...

- Довольно, довольно, ‑ перебил я его, смеясь. ‑ Коротко сказать, вы всю жизнь провоевали?

- А, да, да! - засмеялся и он. - Только наши войны ведь какие прежде были! Сегодня перестрелка, а завтра все тихо и мирно... А потом убьют где-нибудь турки нашего юнака, или скот заберут, или наш юнак убьет где-нибудь на дороге какого-нибудь турка, и опять пошла война... Вот в 62-м году война была настоящая. Турки заняли всю Черногорию, жгли деревни, топтали жатвы и виноградники... А у нас было чуть не по пять патронов на ружье... Плохо было - врасплох нас захватили...

Он замолчал, переживая в памяти прошлое, но к нему уже не вернулся.

- Вот и теперь, - продолжал он, приехал я сюда, чтобы не умереть в постели, а в поле, на войне, как следует юнаку, воеводе. Только вот что плохо, добавил он с оттенком печали, - смерти перестал бояться. Прежде все боялся, а теперь перестал. Плохо, плохо!..

И он действительно бесстрастно сидел на батарее, под огнем, возле своего генерала и смотрел на сопки, из-за которых то и дело взлетали в голубое небо красивые белые клубы дыма рвущейся шрапнели. Эти маньчжурские сопки, по его признанию, напоминали ему горы родной Черногории. Без бинокля, без зрительной трубы, зорким глазом горца он отлично различает, где, наши, где японцы». В газете «Русское слово» от 2 марта (17 февраля)1909 года появилось следующее сообщение: «Похороны черногорского воеводы.

15-го февраля в Петергофе опустили в могилу тело знаменитого черногорского воеводы Пламенаца. Участник всех войн на Балканах за последние 60 лет, Пламенац при начале китайской войны отправился из Черногории в Китай и сделал всю кампанию в летучем отряде П.И.Мищенко, бывшего тогда еще полковником. Шесть раз раненый на Балканах, Пламенац после китайской войны проделал и всю японскую, удивляя товарищей храбростью и хладнокровием. По окончании войны он вернулся в Россию, украшенный четырьмя георгиевскими крестами и произведенный в офицеры. Он скончался 82-х лет». (Сооб. корр.).

Амакуса Сиро и Симабарское восстание. Художник Такато Ямамото.

Многим, интересующимся историей Японии, известно имя Амакусы Сиро - лидера восставших христиан княжества Симабара. Не станем описывать историю этого восстания, её найти несложно. Нас здесь интересует другое. Амакуса Сиро, возглавив христиан, принял мученическую смерть, так же, как и почти все, кто его окружал. Казалось бы, с точки зрения католической церкви он заслужил канонизации. Но этого не произошло. Почему же? А дело здесь в следующем - Амакуса с точки зрения католической церкви был... еретиком. Ведь окружающие считали его ни много, ни мало - новым мессией, реинкарнацией Иисуса Христа. Да и идеи его имели скорее синкретический с традиционными верованиями японцев характер. Но это бы ещё полбеды - это бы Ватикан ему простил, может быть. Самый страшный его грех был в том, что в своих посланиях Амакуса вовсе не призывал покориться Риму. Да и само восстание вовсе не было инициировано, как раньше ряд выступлений, иезуитами, а первоначально имело стихийный характер - доведённые до отчаяния террором симабарского князя крестьяне-христиане не выдержали и выступили против него, так что оно имело народный характер, сама же религиозная идея приложилась к нему постольку, поскольку в прошлом Симабара была одним из самых значимых центров католического христианства в Японии, в связи с чем основная часть восставших исповедовала христианство. Вопрос же верности папскому престолу там вообще не упоминался. Восставшие на место не только папы Римского, но и самого Христа, возвели несчастного юношу, ставшего заложником данной ситуации. Амакуса-мессия католической церкви оказался не нужен - поскольку в данном качестве церковникам пришлось бы признать главенство японских христиан над самим Римом. Почти что ещё ребёнок. Амакуса волей злой судьбы превратился в заложника возникшей ситуации - но даже после мученической смерти (во всех смыслах мученической - особенно ужасна судьба его семьи - не пожалели даже малолетних детей - всякое уважение к японскому сёгунату после этого пропадает напрочь, так что вообще ни в малейшей степени не жаль того истребления, которому подверглись самураи во время Революции Мэйдзи - они и хуже участи заслужили), во имя Христа, те, кто говорил от имени Христова, лицемерно отвернулись от него.

И вот они поднялись - христиане из деревень, стонавшие
От тирании правителя Симабара.
Повергли управляющего Мацукура и, под эхо горы Ундзэн,
Ах, провозгласили своим главой Амакуса Сиро и восстали в Симабара.
Теперь тысячи, десятки тысяч из них осаждены в замке Хара;
Войска правительства, окружившие их, превосходят числом,
Однако они стойко объединились под христианским крестом.
Ах, Амакуса Сиро и восстание в Симабара...

(Из "Амакуса Сиро-но ута" - "Песни Амакуса Сиро").